Сегодня День Мотовства празднуем. С получки случайно набрели на ТЕ САМЫЕ наборы масляных пастелек, которые тонко рисуют, коррегируют насыщенность по нажиму и хорошо смешивают цвет, и купили сразу три набора! Про запас. А то мало ли.
Вдобавок взяли очередную новую клаву взамен старой (пятнадцатилетней). Это, кажется, уже четвёртая попытка отправить старушку на заслуженную пенсию: покупаешь новую, она ломается, достаёшь обратно старую, она работает, пока опять не решишь, что хорош позориться, и идёшь за следующей новой клавиатурой.
И, основное, - обзавелись планшетником, оборудованным 3G, GPS, фотокамерой и ещё какими-то приладами, нам не нужными, за пять с лишним косарей. Надеемся, проработает хотя бы лет пять. По крайней мере, наша агонизирующая электронная книжка продержалась примерно столько. Теперь осталось взять мегафоновскую симку для интернета, и начнём осваивать сиё устройство. --- Фотоаппарат с начала учёбы активно трудится, поскольку фотографировать слайды лекций - это гораздо быстрее и качественнее, чем лихорадочно их переписывать неразборчивыми каракулями в десяток тетрадей. Но читать по этим фоткам с фотоаппарата или с электронной книжки жутко неудобно, а комп не всегда под рукой. Поэтому будет планшетник.
Национальная медицинская палата выражает благодарность и искреннее признание самоотверженной работе врачей из Курганской области, спасавших жизнь Артему Чечикову на борту рейса № 831 «Барселона-Челябинск».
читать дальшеВ ходе оказания двухчасовой экстренной медицинской помощи в воздухе главную роль играли медики, которые первыми, в считанные секунды отозвались на призыв персонала лайнера: Лукьянов Валерий Геннадьевич, врач анестезиолог-реаниматолог высшей категории с более чем 20-летним стажем, заместитель директора ГКУ «Курганский областной центр медицины катастроф», Кныш Наталья Олеговна, заведующая офтальмологическим отделением ГБУ «Курганский областной госпиталь для ветеранов войн», врач-офтальмолог, Сурикова Ирина Игоревна, заведующая отделением ГКУ «Областная психоневрологическая больница», врач-психоневролог. Кроме них, на борту лайнера находились также несколько других медицинских работников из Челябинской области.
Именно они, сделали все, что было в их силах. Именно они, «безоружные», квалифицированно боролись до конца за жизнь Артема Чечикова.
Еще до начала реанимационных мероприятий врачами была констатирована клиническая смерть. В самолете не было ни ларингоскопа, ни каких-либо приспособлений для интубации, ни систем и растворов для инфузий, только кислород и обычная аптечка. В этих условиях врачами было принято единственно правильное решение продолжить реанимацию и экстренно посадить лайнер в ближайшем аэропорту. Им оказался аэропорт «Шереметьево».
Национальная медицинская Палата приняла решение объявить благодарность докторам Лукьянову Валерию Геннадьевич, Кныш Натальи Олеговне и Суриковой Ирине Игоревне за проявленный профессионализм и высокое чувство долга при спасении Артема Чечикова. Заместитель директора ГКУ «Курганский областной центр медицины катастроф» Лукьянов Валерий Геннадьевич будет также награждён и специальной грамотой Национальной медицинской Палаты.
Реаниматолог, офтальмолог и психоневролог два часа поддерживали жизнь человека, пока самолёт шёл на экстренную посадку к ближайшему аэродрому. Три человека, из которых две женщины, реанимировали больного два часа. Два часа, ёлки-палки, "отжимались", целиком вручную!.. И, да, - находясь не при исполнении служебных обязанностей. Здорово, что их поблагодарили официально. Такой случай не должен оставаться незамеченным.
Почему мы ахаем. Сердечно-лёгочная реанимация вручную - это значительная физическая нагрузка. Нам-то и 40 минут не в труд непрямой массаж делать, но мы физически крепкая и с неплохой практикой, а девушки с цикла первички кардиологии на манекене уже через 10-15 минут уставали.
Хоть бы завтра с полудня до вечера шёл дождь. Мы бы пошли в художку и довели до ума голубей. Жалеем, что там рисунок оставили, всю неделю из головы не выходит...
Ненавидим в своей работе: - переводить проценты в миллиграммы и миллиграммы в проценты с учётом миллилитров, - рассчитывать количество миллиграммов на килограммы веса на скорость введения, - извлекать квадратные корни из чисел, отличающихся от единицы, - переводить миллиметры в секунды и миллисекунды.
Зачитали сегодня расписание занятий. М-да. По субботам тоже важные лекции поставлены, не прогуляешь. А по воскресеньям сутки дежурим. Так что издержки праздничного месяца: ни одного выходного дня не будет.
Ур-р-ра-а-а, начался праздничный месяц! Курс повышения квалификации по терапии.))))) Нас преподы узнали и очень удивились: только что ведь, мол, отучилась, и вот тебе на - сызнова опять! Не то чтобы "только что" - полтора года всё-таки прошло... Так, блин, и продавщица ларька со жратвой тоже нас с той поры помнит, а это куда более удивительно. О_о
Игорь Мезенко Мы с тобою в России остались одни... 14 июля 2014 г.
Ни кола, ни двора, ни друзей, ни родни. Мы с тобою в России остались одни. Гнутся крыши от веса сосулечных льдин. Мы остались с тобою один на один. Занавешены окна давно, чтобы нас Не увидели страшные люди без глаз. Перерезанный шнур не погасит экран, Посыпающий солью зияние ран. В каждом слове – зловещий кровавый кисель, Заводных соловьёв ядовитая трель. читать дальше Никому не пиши, никому не звони, Мы остались с тобою в России одни. В дверь услышав звонок, открывать не спеши: За тобою пришёл человек без души, У него вместо мозга – густой холодец, Как у всех сердобольных людей без сердец, Изо рта – краснозвёздных идей перегар, На холодном лице – черноморский загар, Он готов на последний, решительный бой, Сверлит двери глазок его глаз голубой.
Мы с тобою остались в России одни, Не кукушка, а ворон считает нам дни, Он добычею скорой считает твой глаз, Как и всё, что останется скоро от нас. К сожаленью, удел у страны – бестолков: Быть лишь словом на форме плохих игроков, А берёзам судьба – превратиться в муляж, Лечь зелёными пятнами на камуфляж, Чтобы мы, обитатели нашей страны, Были миру на фоне страны не видны.
Я болею душой, я по праздникам пьян, Как любой из живущих вокруг «россиян», Но довольно давно уже в дней пустоте Стали гости не те, да и тосты не те. Иногда даже некому руку пожать, А ведь мне с ними рядом в могиле лежать, Среди тех, кто поёт под шуршанье знамён Есть хозяева милых мне с детства имён, Но в последние дни изменились они. Мы с тобою в России остались одни…
Совершенно, похоже, лишились ума Лжевладимир, лжесуздаль и лжебугульма, Через сотни наполненных скрепами клизм В нас качают лжеверу и патриотизм Между рёбрами ноет, инфарктом грозя, И остаться невмочь, и уехать нельзя. И уехать нельзя, и остаться невмочь. Прочь отсюда? Но где эта самая «прочь»? Мы останемся здесь, но секрет сохрани: Мы с тобою в России остались одни.
Здравствуй! Я не знаю, как к тебе обратиться. Ты мне не сестра, у нас нет общей родни, не подруга. Мы никогда с тобой не виделись, но я знаю тебя, и то, что ты есть. Я увидела тебя в глазах твоего сына. Нет, нет, не пугайся, с ним все нормально. Он сидел в большой военной машине, у нас много таких ездит теперь, серьезный, сосредоточенный, на обочине дороги, ведущей от России на Мариуполь. Правда весь в пыли, чуть замученный дорогой и солнцем, и поэтому грустный, сидел, опираясь на автомат, словно ища в нем поддержку. В этой машине были все такие, мальчишки. Одинаковые, с оттопыренными ушами, в светло-зеленой форме, с пушком над верхней губой, с уставшими, безразличными, скучающими глазами. Они спросили у меня, где набрать воды. Я показала: - З дороги звернете та через дві вулиці, повернете ліворуч, та за рогом буде подвір'я підприємства, у них там скважина, то ж наберете. А звідкіля ви, хлопчики? И я утонула в его глазах. Они в один момент стали такие большие, глубокие, сначала, как бы втянули меня в себя, а потом с испугом выплеснули обратно, они потемнели то ли тревогой, то ли страхом. Но потемнели так, что я ничего не видела кроме этих глаз: -Это Украина?!- выдохнул, даже не сказал он. Он уже знал ответ на свой вопрос, но задавал его, моля или надеясь на отрицательный ответ. -Так, Україна,- подтвердила я. читать дальшеОн молчал. Лишь чуть вздрогнули губы. Лишь глаза сверкнули отчаянием и болью. А вот душа не подчиняется военным приказам. Она крикнула. Даже не крикнула, выдохнула, прошептала, простонала. Это, как ветер в степи, вот так же стоишь в жару, вроде бы и травинка не колыхнется, и вдруг, ни откуда, раз, обдаст зноем, жаром, аж до кости. -Мама! И я увидела тебя. В его глазах. Ты что-то готовила возле стола, но в тот момент, когда он выдохнул «мама!», ты вздрогнула и обернулась. А по другому и не могло быть. Тебя окликнула часть твоего сердца. Твое сердце, сбилось с ритма, отозвавшись на этот клич. «Мама!»- мы кричим, рождая на свет часть своей души, сообщая миру об исполнении своего предназначения. Плачем, когда эта частичка, сверкая глазами, и морща носик, говорит свое первое в жизни слово «Мама!», протягивая к нам ручонки. «Мама»!- мы кричим это когда больно, страшно, и темнота, цепляясь за жизнь, теряя себя, теряя любимых. «Мама»!- кричат наши дети в страхе, безпомощности, отчаянии , беде, любви, радости, победах. Слово начала и слово конца жизни-Мама! Я смогла увидеть тебя, услышать безмолвный зов твоего мальчишки, лишь по одной причине. Я тоже мама. Я живу в Украине, у меня дочки, но это не меняет сути, я-мама. Мама, она и в Эфиопии, мама. Твой мальчик приехал к нам, на войну. Верее, он приехал в войну. Я не знаю, убивать или умереть самому. На войне это одно и тоже. Вряд ли напитав мою землю кровью выживет его душа. Ты не веришь в душу, в Бога, в любовь?!-это твое право. А что приведет твоего сына домой?-приказ командира, получившего за эту войну деньги или подчинившегося другому приказу, вряд ли. Домой ведет любовь и вера. Скажи, я так и не поняла, вглядываясь в черты лица твоего мальчишки, за что, почему он приехал убивать нас на нашей земле? Почему он пришел обнимая автомат, а не девушку? Почему он идет по моим степям оставляя вдов, с опущенными уголками рта и потухшими глазами? Я обидела тебя?! Я разрушила твой дом? Я разбила твое сердце, уведя у тебя любимого?-нет! Мы никогда не виделись с тобой. Тогда зачем эта война? Знаешь, здесь степи долго звонят ночью, после боя. Живые звонят мертвым. Тоже чьи –то матери, понимаешь. Тоже звонят сыновьям. Так страшно. У нас в Украине, есть такая птица бугай, выпь по-русски. Говорят, когда она поет свою песню, она оплакивает неупокоенные, не отпетые души, которые неприкаянные бродят по степям, ища и не находя покой. Здесь женщины, как плакальщицы мира, как скорбная выпь, плачут, за лежащими в ковылях и полыни, скинутыми в шурфы шахт, зарытыми в траншеях. Закрываем глаза, заказываем молебень за их неупокоенные души. Мы не знаем, чьи это дети, мужья. Их приняла наша земля, остальное уже не важно. Знаешь, как страшно стоять у обочины и смотреть, как сюда, к нам, едут вот такие одинаково стриженные мальчишки, они едут со стороны вашей границы, чуть окают, токают в разговоре, пугаются, когда узнают, что они в Украине. Жалкие, как воробышки. Это солдаты срочники. Они еще боятся убивать. Те, у кого взгляд коршуна, высматривающего жертву-это контрактники. Им уже нравится демонстрировать свою силу и они вкусили кровь. Это видно по дрожащему кончику носа, вынюхивающему добычу, и нервному взгляду, ищущему смерть. А еще страшнее, стоять вот так же у дороги, и видеть, как эти же машины, возвращаются назад к границе. Из их чрева, перебивая запах пыли, брезента и солярки, доносится сладкий, обволакивающий, но отталкивающий запах разлагающейся плоти. Из них кричат, те, кого везут в этих машинах. Как же они кричат. Как стонут, выхрипывая из груди остатки жизни, пропитывая придорожную, угольную пыль черный соком тлена. Умершие едут вместе с умирающими, не оставляя последним надежды. У нас нет воды, нет дождей, мы степной засушливый район с разорванной трещинами безводия землей. Она здесь одинаково жадно впитывает и воду , и кровь. Поэтому коричнево-алую дорожку, струящуюся за машинами, с черном отливом, свернувшихся кровяных телец, с розововатым соком сукровицы уже через пару минут не будет видно ни на асфальте, ни на пыльной грунтовке. Земля принимает в себя и соки жизни, льющиеся редкими дождями, и соки смерти, питающие мои степи полноводной рекой. Ей все равно, что впитывать. Прах к праху. Ты знаешь, родники здесь редкое явление. Шахты изменили русла подземных рек и увели воду с этой сверкающей антрацитовой пылью территории. За те родники, что остались, мы очень боимся. Мы часто стали видеть в степи, возле шурфов заброшенных шахт, военные машины, и замазанными землей или кровью номерами. Наши бездонные шахты, стали могильниками для безымянных солдат. Почему-то их не везут назад через границу. Их оставляют здесь. Теперь мы боимся, что разлагающаяся плоть отравит последнюю воду. Война шагает по моей земле, очерняя и иссушая ее. И тут твой мальчишка, в этом аду. Зачем он здесь? Его ли это война? Мне говорят, что русские солдаты защищают, русских граждан, тут в Украине. От кого? Я говорю на двух языках, на русском и украинском, вернее на смешанном, тут все так говорят. У меня до гуманитарно-военной миссии, которую решил провести обезумевший государь соседней страны было все: лето, море, отпуск, работа, мечты, дом, продукты, у детей школа и безопасность. А сейчас, твой сын с автоматом, и разруха. Я не просила защиты, я вообще не просила вмешиваться в мою жизнь. Зачем он здесь? Подожди, ты плачешь? Я обидела тебя? Ты мечешься в растерянности?-ты не знала, что он тут, в украинских степях, в котле ненависти и скорби? Ты не хочешь, чтобы он в меня стрелял?! Родная моя, мы же бабы! Давай обнимемся! Поплачем! У нас есть общее, то, что дороже всего-дети. Да уехал он, живой, воды набрал в зеленую фляжку. Даже успел умыться. Правда угольная пыль смывается тяжело, но хоть отмыл слезы с глаз. Они предательски блестели и осталяли дорожки по пыльным щекам. И там, куда он поехал будут возле обочин стоять обычные сельские или городские бабы, матери. Дай Бог, чтобы дали воды, а не закрыли ему глаза. Родная моя! Не мы с тобой развязали войну. Но мы обе не хотим терять детей, правда?! Я не знаю, как остановить тех, кто идет по моей земле, обещая мне гуманную защиту смертью. Руки опускаются. Правда, не знаю! Может вместе?! Во имя детей? Твоих и моих?! И ради внуков, а? Приезжай! Не жди его или похоронку о нем. Не отдавай его войне. Приезжай! Я не хочу больше выть выпью. Я не хочу закрывать глаза, что больше не видят звезд в степи. Скорее всего мы ровесницы, или ты чуть моложе, или чуть стараше. Опять же, не в этом суть. Мы-мамы! Этот мир наш. Мы дали ему жизнь. Кто имеет право отбирать его у нас?-никто! Приезжай! Да, прямо вот так, в переднике, учительница, физик, строитель, врач, домохозяйка, МАМА. Мы должны биться за своих детей. Шурфы бездонны, степи бескрайни, горе бесполо, война всех в правах равняет, только скорбь множит. Наши дети, не для войны! Понимаешь ли ты это? У нас с тобой одинаковые слезы, горькие, как полынь в моей степи и соленые, как пот твоего мальчишки, едущего в чужую войну. Приезжай! На границу, в мои украинские города, закрой собой сына и моих детей, как горлица закрывает крыльями гнездо во время дождя. Чужих детей не бывает, помнишь? Дети не для войны. Не говори мне о долге, чести. Долг-защищать Родину, а не разрушать чужую. Это позор. Просто ничего не говори, приезжай! Не хочешь?! Ну, да ладно, мы все бабы, разные. Кто отмахнется от чужого горя, а кто и в горящую избу ради чужих детей. Просто знай, если что, я, говорящая на русском языке украинка, мать украинских детей, напою твоего, говорящего на русском языке сына и даже, если придется, я оплачу его и закрою ему глаза. Чужих детей не бывает...
Реклама в метро на тему "Пейте морковный сок!" "краснодарские яблоки лучше польских", "американские куры никому не нужны", "покупайте отечественные продукты".
– Добрый день. Мы... – Вы – Свидетели Иеговы и хотите поговорить о Боге? – Нет. Мы... – Вы торгуете косметикой и пылесосами? – Нет. Мы собираем подписи. – А я – почтовые марки. Хотите – махнемся? – Не хотим. Мы собираем подписи за то, чтобы наш президент... читать дальше– Подал в отставку? – Вася, запиши... Как можно! За то, чтобы он стал царем. – Кто? – Президент. Путин Владимир Владимирович. – А разве у нас монархия? – Пока нет. – Тогда как он станет царем? – Вася, запиши... Мы поддержим! – Поддерживайте. – А вы? – А я лучше куплю у вас пылесос. Сколько он стоит? – Мы не продаем пылесосы! – Напрасно. Лучше бы продавали. Тогда давайте поговорим о Боге. – Мы не за этим сюда пришли. – Совсем плохо дело. Если вы не желаете говорить о Боге и не торгуете пылесосами, на кой черт вам монархия? – Вася, запиши... Не видим связи. – А я не вижу связи между монгольским плаксой и коронацией. – Вася, запиши... Между кем? – Стерхолетом, если вам так больше нравится. – Вася, запиши... Как-как? – Щуколовом. Амфороподъемником. Слушайте, у вашего протеже столько титулов, зачем ему еще один? – Вася, запиши... – Вы уверены, что Вася сумеет записать слово «амфороподъемник»? – Шутите? Дошутитесь. Острите? Доостритесь. Однажды мы снесем всю вашу пятую колонну... – Не боитесь, что здание без нее рухнет? Вася, запиши... – Вася, ты что, дурак? Ты чего записываешь, когда он тебе велит записывать? Записывай, когда я тебе велю записывать. – Так про здание и пятую колонну не писать? – Пиши. – Так я и писал. – Зачеркни. – Зачеркнул. – А теперь снова напиши. – Про что? – Про здание и про пятую колонну. – Вы зачем Васю путаете? Вася, порви всё и запиши по новой. – Вася, баран, ты зачем бумагу разорвал? – А чего вы меня путаете?.. Вася, запиши, Вася, зачеркни, Вася, разорви... Ну и разорву. – Вася, идиот, ты же документ с подписями в поддержку разорвал! – Довели вы человека. Разорвал и бросил на пол. Вы точно не продаете пылесосы? – Нет! – А жаль. Вася, запиши.
...А белых голубей в небе мы-таки намалевали... Правда, под конец запортили. Покуда синее небо да белёные стены рисовали - всё было зашибись, но дёрнуло же нас туда зелёную листву добавить!.. Ерунда вышла, словом. Хреновый пока выходит из графика живописец. ЖивоПИСЕЦ. Не умеем хорошо видеть грань между первым и вторым. Если удастся выправить - выложим.
Знакомство с украинским языком и несколькими песнями на нём же открыло нам неожиданную вещь - мы сами по себе говорим "г" на южный манер, периодически похоже интонируем фразы и вставляем украинизмы чаще и более выраженно, чем другие живущие с нами горожане, и вдобавок часть из выражений иноязычными даже не осознавали. Но откуда это у нас, воспитанной русской матерью в духе советской культуры?? Долгое время думали, что - ну-у-у, наверное, выверт гене-етики... Ни фига!)))) Недавно поняли, в чём причина: почти все годы жизни общаемся с выходцами из сёл юга области, где много украинцев и их потомков, ну и разговаривает тамошнее население практически на суржике.
Сегодня шли с работы ясным холодным утром. То есть, оно было не то что прямо-таки холодное, но свежее, градусов 4-5 тепла (впрочем, нам в футболке было совсем не зябко), пронзительно-яркое, и растаявший иней на траве горел росой под солнцем.
Над домиками частного сектора летали голуби. Три или четыре стайки, на разной высоте, то опускаясь, то поднимаясь совсем высоко, до еле видимых точек, ярко сверкающих под утренним солнцем: в каждой стайке - один-два сизаря и шесть-семь белых. Белые так светились, что казались полупрозрачными, плавно кружили, и время от времени то один, то другой внезапно переворачивался в воздухе, не нарушая общего движения. Движение имело форму, хм... воронки, расширяющейся кверху. Но, в отличие от хаотического перемешивания вороньей стаи, голуби двигались упорядоченно, слаженно, меняя высоту и радиус кругов, подчиняясь единому ритму - ритму голубиного танца... И всё это было совершенно беззвучным, не считая хлопанья крыльев на виражах. Были там и "зрители" - время от времени та или иная птица, наверное, устав, слетала на антенну ближайшего дома, к белому рядку сидящих там собратьев.
Так и стоят перед глазами: светящиеся белёные стены деревенского дома, блестящий стержень антенны, светящиеся белые грудки птиц на ней и - позади и выше - сверкающие крыльями голубиные стаи в светлой синеве холодного ясного неба.