создали советский союз евреи, которые убили царя, развалили великую российскую империю, организовали гулаг и уничтожали православную веру. Но русские люди все равно верили, нашли себе великого русского вождя грузинской национальности и сплотили в советском союзе, созданным евреями, хохлов, чурок чернож...ых, баев и другие братские народы.
Получилось не хуже, чем было. Все любили друг друга и не воровали.далее одобряющим Крымнаш не понравится Потом русский народ победил фашистов европы, несмотря на то, что ему очень мешали коварные союзники и другие братские советские народы-предатели — хохлы, чурки, татарва после победы над фашистами все захотели жить в великом советском союзе, и советский союз всех принимал и кормил, потому что добрый. потом великий советский союз стал вообще заглядение, но руководили им му...ки.
Му....ки-руководители стали раздавать русские области направо и налево братским народам-предателям, потому что власти великого советского союза был свойственен волюнтаризм. Но это было неважно, потому что все равно все жили в одной стране и любили друг друга. И не воровали. Потом великий советский союз разрушили американцы. Потому что они были тупые и слабые, а мы — умные и сильные. Американцы заставили великий русский народ подчиниться их ставленнику — бывшему секретарю обкома великой коммунистической партии, которую создали евреи, чтобы уничтожить великую российскую империю, которая была еще лучше, чем советский союз, потому что была русской и православной, за что ее уничтожили евреи, но все организовалось как нельзя кстати, потому что русские люди создали советский союз. и все равно верили, хоть и были членами партии.
Ставленник американцев не забрал разбазаренные руководителями великого советского союза области у братских народов, которые не хотели уходить из великого советского союза, потому что и народов-то таких не было, а русский народ их кормил. потом от советского союза осталась одна российская федерация, она перестала всех кормить и очень обеднела. Потом все стали воровать и продаваться американцам, чей ставленник совсем спился и рекомендовал русским людям нового президента.
Русские люди ненавидели и стыдились своего президента-вора-алкоголика, поэтому сразу прислушались к его рекомендациям и полюбили предложенного им нового президента всей душой. В это время соседний бывший братский народ-предатель, который и не народ вовсе, очень хотел обратно в советский союз, но поскольку советский союз развалили американцы, хотя бы в российскую федерацию, которая совсем почти как российская империя, даже с казаками хотел сильно, но терпел. 23 года.
В это время американцы стали еще слабее и тупее и решили развалить российскую федерацию, убрав законное правительство в соседней с российской федерацией стране. Тупые же. бывший братский ненарод вовсе поддался тупым американцам, совсем как раньше великий русский — евреям. Американцы вывели народ на майдан, раздали печеньки и свергли законного президента, который чмо последнее и гнать его давно было пора. Тут же народ, разбазаренной ранее му....ками-руководителями великого советского союза, области вспомнил, о чем мечтал 23 года и в едином порыве присоединился к российской федерации — наследнице великого советского союза, уничтожившего великую российскую империю… пойду еще пособираю комментарии о нападении Украины на мирные города Донбасса.
Когда вспоминаешь, что после острых инфекций на 10 дней освобождали от физры в школе? Когда на второй день после закрытия больничного берёшься сколотить подставку на подоконник для второго яруса рассады. Лёгкие рейки, примитивная конструкция, полтора часа работы - ерунда вроде бы, а устали, будто три километра прошли с мешком картошки на горбу. Хлипкая подставка, кстати, получилась и некузявая. Вернёмся с работы - переделаем. Надеемся, за сутки она под рассадой не развалится.))))
Ежедневно в России умирают несколько тысяч человек, в том числе неизлечимо больных детей. И все равно в сознании большинства неизлечимая болезнь — путь к смерти, а не начало новой жизни. Школа паллиативного ухода пытается объяснить, почему новая жизнь лучше умирания, но ей нужна помощь.
выборочные отрывкиЧто вы представляете, когда слышите слово «паллиатив»? А «хоспис»? И кто бы что сейчас ни сказал, я понимаю, что все думают про смерть… А еще про подгузники, страшные боли, пролежни… И снова про смерть. Ведь когда говорят, что пациенту нужен паллиативный уход, все почему-то слышат: «Мы не смогли его вылечить, пусть умирает дома». И всех нас — и врачей, и пациентов, и родственников пациентов — нужно 40 лет водить по пустыне. Чтобы родилось новое поколение, знающее, что паллиатив — это о жизни. А эта статья в первую очередь о том, что нужны деньги. Как всегда, срочно и много. Два миллиона рублей на Школу паллиативной помощи детям. Если по сто рублей, то скинуться должны всего двадцать тысяч человек. А это население примерно одного микрорайона Москвы. ... Номер Марины на дисплее моего мобильного заставляет тяжело вздыхать. Она ужасно — до дрожи в руках — раздражает меня. И в то же время мне ее дико жалко. У Марины больной ребенок. Неизлечимо больной. Мне она звонит, как единственному человеку, который все это слушает. <...> У Владика перинатальное поражение ЦНС. Органическое поражение головного мозга. Поликистоз. Гидроцефалия. Эпилепсия. За состоянием мальчика наблюдают лучшие доктора сразу нескольких регионов. Лучшие нейрохирургические НИИ. Марина ноет, что ее сына списывают на свалку жизни, к инвалидам. Доктора после каждого консилиума повторяют: скорее всего, он не заговорит, не пойдет, не будет развиваться, как обычный ребенок. Угу…<...> Но разве врачи могут переубедить мать? Да и любая мамочка на форуме ей подтвердит, что это просто у нас такие плохие врачи. Бессердечные, холодные. Сухари, в общем. Угу… И Марина с упорством паралимпийца пишет в благотворительные фонды, звонит на телевидение и в газеты, размещает анкеты на сборы денег в соцсетях — раз наши врачи плохие, значит, заграничные хорошие! <...> В этом мире, который кажется Марине таким уродливым и несправедливым, есть нужные ей люди. Она ведь сошла с ума даже не от того, что ей сказали: «Ваш сын неизлечим», а от того, что ей НЕ сказали, как жить с этим дальше. От такого крыша у любого покатится… И отправь ее врач, хотя бы один из четырех, к доктору паллиативной медицины, все в семье Марины сложилось бы иначе. С ней бы работала целая команда специалистов. От врача до социального работника. И был бы индивидуальный план: что, когда и зачем делать Марине, Владику, папе, старшей сестре, младшему брату и бабушкам. Был бы даже специальный человек, который собрал бы все нужные справки и получил бы для Марины все положенные льготы. И даже бесплатный массаж для Владика. И специальные ботиночки. <...> А еще ей бы мозги поставили на место. И они с мужем не сожрали бы друг друга обвинениями и этим бестолковым, идиотским вопросом «за что?» Потому что квалифицированный специалист объяснил бы им, что никто не виноват, и нет никакого «за что».
Школа паллиативной помощи детям — это живые занятия раз в месяц для врачей и родителей. И один-два вебинара в месяц. Чему там учат? Всему, что необходимо знать специалисту паллиативной команды. Всему, что необходимо знать родителю неизлечимо больного ребенка. Вы даже не представляете, сколько людей в стране не понимают, какой должна быть жизнь неизлечимого ребенка.
А касательно картонных танковых башен на крышах автомобилей и сувенирных солдатских пилоток - вот опять же пример отношения фронтовика к атрибутам войны и к их романтизации:
Возвратившись с фронта в сорок пятом, Я стеснялась стоптанных сапог И своей шинели перемятой, Пропылённой пылью всех дорог.
Мне теперь уже и непонятно, Почему так мучили меня На руках пороховые пятна Да следы железа и огня. (Друнина ЮВ)
И это, того же автора:
«В шинельке, перешитой по фигуре, Она прошла сквозь фронтовые бури...» - читать дальшеЧитаю и становится смешно: В те дни фигурками блистали лишь в кино, Да в повестях, простите, тыловых, Да кое-где в штабах прифронтовых. Но по-другому было на войне - Не в третьем эшелоне, а в огне.
...С рассветом танки отбивать опять, Ну, а пока дана команда спать. Сырой окоп - солдатская постель, А одеяло - волглая шинель. Укрылся, как положено, солдат: Пола шинели - под, пола шинели - над. Куда уж тут её перешивать! С рассветом танки ринутся опять, А после (если не сыра земля!) - Санрота, медсанбат, госпиталя...
Едва наркоза отойдёт туман, Приходят мысли побольнее ран: «Лежишь, а там тяжёлые бои, Там падают товарищи твои...» И вот опять бредёшь ты с вещмешком, Брезентовым стянувшись ремешком. Шинель до пят, обрита голова - До красоты ли тут, до щегольства? Опять окоп - солдатская постель, А одеяло - волглая шинель. Куда её перешивать? Смешно! Передний край, простите, не кино...
Как там всё хорошо, как там легко устроиться по специальности - проходишь соответствующий курсы, сдаёшь экзамены по языку и медицинский для подтверждения диплома, тебя гарантированно трудоустраивают - только старайся, и будешь в шоколаде. И возможность поселения насовсем ещё в перспективе. Зашибись горизонты, в общем. Заманчиво пересидеть в другом месте кризис, вызванный действиями власти, которых мы категорически не поддерживаем и расплачиваться за которые не хотим, а впоследствии, если чо, иметь возможность вернуться на родную землю.
Думаем на две темы.
Первая. Дефицит врачей в Чехии возник из-за массового оттока их за рубеж в поисках приличной зарплаты, и теперь правительство латает дыры за счёт более неприхотливых мигрантов из СНГ. Значит, не такие уж там райские кущи, как распевают агентства. Слишком мало отзывов нашли неангажированных (без рекламы той или иной фирмы по выезду за рубеж).
Вторая. Если мы рванём туда (а нам интересно!! Сунуть себя в совсем новые условия и посмотреть, чего стоим), то, во-первых, на что будем жить несколько месяцев до получения первой зарплаты, а во-вторых, насколько организм выдержит неизбежные на первых годах перегрузки и неподходящий для Таквааша график работы? И каковы вообще эти перегрузки у чешских врачей, если к специалистам там "длинные очереди"? Потому что в осуществление идеи понадобится вгрохать все имущественные резервы вообще, и хорошо если не придётся продавать квартиру. Обломаться после такого ва-банка... гм, категорически не хотелось бы.
Третья тема... Чехия всё-таки не Украина. Помочь украинцам мы бы хотели - не деньгами, которых нет, так хоть руками и головой. Но там IT-специалисты и деятели науки и культуры требуются, а врачи - нет. Жаль.))))))
Из тридцати пяти лет работы акушеркой, два года я провела как узница женского концентрационного лагеря Освенцим-Бжезинка, продолжая выполнять свой профессиональный долг. Среди огромного количества женщин, доставлявшихся туда, было много беременных. Функции акушерки я выполняла там поочередно в трех бараках, которые были построены из досок, со множеством щелей, прогрызенных крысами. Внутри барака с обеих сторон возвышались трехэтажные койки. читать дальшеНа каждой из них должны были поместиться три или четыре женщины — на грязных соломенных матрасах. Было жестко, потому что солома давно стерлась в пыль, и больные женщины лежали почти на голых досках, к тому же не гладких, а с сучками, натиравшими тело и кости. Посередине, вдоль барака, тянулась печь, построенная из кирпича, с топками по краям. Она была единственным местом для принятия родов, так как другого сооружения для этой цели не было. Топили печь лишь несколько раз в году. Поэтому донимал холод, мучительный, пронизывающий, особенно зимой, когда с крыши свисали длинные сосульки. О необходимой для роженицы и ребенка воде я должна была заботиться сама, но для того чтобы принести одно ведро воды, надо было потратить не меньше двадцати минут. В этих условиях судьба рожениц была плачевной, а роль акушерки — необычайно трудной: никаких асептических средств, никаких перевязочных материалов. Сначала я была предоставлена сама себе; в случаях осложнений, требующих вмешательства врача-специалиста, например, при отделении плаценты вручную, я должна была действовать сама. Немецкие лагерные врачи — Роде, Кениг и Менгеле — не могли запятнать своего призвания врача, оказывая помощь представителям другой национальности, поэтому взывать к их помощи я не имела права. Позже я несколько раз пользовалась помощью польской женщины-врача, Ирены Конечной, работавшей в соседнем отделении. А когда я сама заболела сыпным тифом, большую помощь мне оказала врач Ирена Бялувна, заботливо ухаживавшая за мной и за моими больными. О работе врачей в Освенциме не буду упоминать, так как то, что я наблюдала, превышает мои возможности выразить словами величие призвания врача и героически выполненного долга. Подвиг врачей и их самоотверженность запечатлелись в сердцах тех, кто никогда уже об этом не сможет рассказать, потому что они приняли мученическую смерть в неволе. Врач в Освенциме боролся за жизнь приговоренных к смерти, отдавая свою собственную жизнь. Он имел в своем распоряжении лишь несколько пачек аспирина и огромное сердце. Там врач работал не ради славы, чести или удовлетворения профессиональных амбиций. Для него существовал только долг врача — спасать жизнь в любой ситуации. Количество принятых мной родов превышало 3000. Несмотря на невыносимую грязь, червей, крыс, инфекционные болезни, отсутствие воды и другие ужасы, которые невозможно передать, там происходило что-то необыкновенное. Однажды эсэсовский врач приказал мне составить отчет о заражениях в процессе родов и смертельных исходах среди матерей и новорожденных детей. Я ответила, что не имела ни одного смертельного исхода ни среди матерей, ни среди детей. Врач посмотрел на меня с недоверием. Сказал, что даже усовершенствованные клиники немецких университетов не могут похвастаться таким успехом. В его глазах я прочитала гнев и зависть. Возможно, до предела истощенные организмы были слишком бесполезной пищей для бактерий. Женщина, готовящаяся к родам, вынуждена была долгое время отказывать себе в пайке хлеба, за который могла достать себе простыню. Эту простыню она разрывала на лоскуты, которые могли служить пеленками для малыша. Пронзительный плач матерей провожал увозимых малышей. Пока ребенок оставался с матерью, само материнство было лучом надежды. Разлука была страшной. Еврейских детей продолжали топить с беспощадной жестокостью. Не было речи о том, чтобы спрятать еврейского ребенка или скрыть его среди нееврейских детей. Клара и Пфани попеременно внимательно следили за еврейскими женщинами во время родов. Рожденного ребенка татуировали номером матери, топили в бочонке и выбрасывали из барака. Судьба остальных детей была еще хуже: они умирали медленной голодной смертью. Их кожа становилась тонкой, словно пергаментной, сквозь нее просвечивали сухожилия, кровеносные сосуды и кости. Дольше всех держались за жизнь советские дети; из Советского Союза было около 50% узниц. Среди многих пережитых там трагедий особенно живо запомнилась мне история женщины из Вильно, отправленной в Освенцим за помощь партизанам. Сразу после того, как она родила ребенка, кто-то из охраны выкрикнул ее номер (заключенных в лагере вызывали по номерам). Я пошла, чтобы объяснить ее ситуацию, но это не помогало, а только вызвало гнев. Я поняла, что ее вызывают в крематорий. Она завернула ребенка в грязную бумагу и прижала к груди... Ее губы беззвучно шевелились — видимо, она хотела спеть малышу песенку, как это иногда делали матери, напевая своим младенцам колыбельные, чтобы утешить их в мучительный холод и голод и смягчить их горькую долю. Но у этой женщины не было сил... она не могла издать ни звука — только большие слезы текли из-под век, стекали по ее необыкновенно бледным щекам, падая на головку маленького приговоренного. Что было более трагичным, трудно сказать — переживание смерти младенца, гибнущего на глазах матери, или смерть матери, в сознании которой остается ее живой ребенок, брошенный на произвол судьбы. Среди этих кошмарных воспоминаний в моем сознании мелькает одна мысль, один лейтмотив. Все дети родились живыми. Их целью была жизнь! Пережило лагерь едва ли тридцать из них. Несколько сотен детей было вывезено в Германию для денационализации, свыше 1500 были утоплены Кларой и Пфани, более 1000 детей умерло от голода и холода (эти приблизительные данные не включают период до конца апреля 1943 года). У меня до сих пор не было возможности передать Службе Здоровья свой акушерский рапорт из Освенцима. Передаю его сейчас во имя тех, которые не могут ничего сказать миру о зле, причиненном им, во имя матери и ребенка. Если в моем Отечестве, несмотря на печальный опыт войны, могут возникнуть тенденции, направленные против жизни, то - я надеюсь на голос всех акушеров, всех настоящих матерей и отцов, всех порядочных граждан в защиту жизни и прав ребенка. В концентрационном лагере все дети — вопреки ожиданиям — рождались живыми, красивыми, пухленькими. Природа, противостоящая ненависти, сражалась за свои права упорно, находя неведомые жизненные резервы. Природа является учителем акушера. Он вместе с природой борется за жизнь и вместе с ней провозглашает прекраснейшую вещь на свете — улыбку ребенка. Станислава Лещинска польская акушерка, узница Освенцима Позже ей был поставлен памятник в Церкви Святой Анны около Варшавы.